«Космос» национальной культуры любой страны состоит из «микрокосмосов» обычаев и традиций ее регионов. Чем сложней эта мозаика, тем более ярким предстает перед нами общий узор. И здесь невозможно переоценить роль местных музеев, где порой можно увидеть экспонаты, которые не найдешь даже в крупных, известных галереях. Ведь региональные музейные учреждения ближе всего к первоисточнику — они находятся в том самом регионе, который изучают, и являются его частью.
Еще недавно, когда съездить в отпуск к морю было не сложно и не неподъемно дорого, достопримечательности туристических стран зачастую наш человек знал лучше, чем те, что есть в своей стране. Потом пришел ковид. Все проходит, говорили древние — пандемия закончилась. Но с путешествиями — осталось непросто. И мы стали, поначалу вынужденно, а после — все более увлеченно «открывать для себя Беларусь». Ее географию и историю, культуру и мифологию.
Многие слышали об основополагающем в древнескандинавской мифологии образе пронизывающего миры древа Иггдрасиль — так в старину скандинавы представляли себе Вселенную. И буддийский постулат реинкарнации также всем известен. Но многие ли знают, что наши предки тоже верили и в «Древо жизни», и в переселение душ. А рай полешуки располагали на созвездии Плеяд — там же, где и древние строители Стоунхенджа...
В старину на Полесье верили, что устройство мира подобно дереву. Корни его уходят глубоко в землю, в прошлое, ветви устремлены в небеса — в будущее, а ствол дерева — это и есть, собственно, настоящее. И точно так же устраивали люди свое жилище: фундамет олицетворял корни «Древа жизни», уходящие в родную землю, жилое помещение было «настоящим», а стреха символизировала с одной стороны будущее, с другой, небесный мир. Соединял миры посредник-огонь, живущий в очаге. И первое, что мы видим, переступая симовлический порог хаты древнего жителя Полесья — огневицу.
— Такую огневицу описал еще Сержпутовский в начале XX века, — рассказывает старший научный сотрудник Мозырского краеведческого музея «Полесская веда» Виталина Сайфутдинова. — При помощи огневицы добывался священный огонь во время эпидемий, засухи, неурожая, когда болел и погибал скот, а также во время переселения семьи в новый дом. Этот огонь потом сохраняли в печи.
Огневица — точная реконструкция, а вообще-то в экспозиция музея удивляет количеством настоящих, подлинных экспонатов — тех, которым сто и за сто лет. Но сначала стоит, пожалуй, сказать про тот самый порог, который мы переступаем: он представляет собой символический портал в прошлое, и художник, воплощавший в жизнь концепцию музея, постарался придать ему максимально символичный и таинственный вид.
Про сэрпанак и брыжи
— Идея музея в том, чтобы создать этнологическую картину региона, — рассказывает собеседница. За плечами коллектива музея —десятки этнографических экспедиций. Взяв за основу сборник белорусского этнографа конца XIX — начала XX века Александра Сержпутовского «Прымхі і забабоны беларусаў-палешукоў», с 2002 года, за более чем 20 лет работы, сотрудники музея побывали и там, где работал его автор, и там, куда он не добрался. Отсюда и богатство экспозиции.
В «доковидную» эпоху, когда строчка из песни «лишь руку протяните, а рядом Эверест» была не фигурой речи, а вполне себе констатацией факта, люди любили сетовать: мол, глобализация уничтожает самобытность, и везде, что в Риме, что в Стамбуле, все одинаковое: еда, магазины, машины, музыка, одежда людей на улицах... Но они ошибались: самобытность есть в любой стране, просто надо знать, где ее искать. «Живет» она, разумеется, не в городах и не в туристических «резервациях».
Сотрудники музея говорят: старинные знания, обряды, традиции и сегодня сохранились в небольших отдаленных деревнях и на хуторах нашей страны во вполне «рабочем состоянии», и умирать не собираются.
— Часто во время экспедиций о тех или иных местных старинных обрядах и традициях нам рассказывает молодежь. А когда дети приезжают на экскурсию из сельской местности, что-то мы им рассказываем, а что-то — они нам. Вот, например, фото бабушки: она не оделась так специально для нас. Мы встретили ее в этой одежде. Это ее повседневный убор.
Собеседница показывает фотопортрет женщины (по виду — лет 85-90) из Лельчицкого района: бабуля одета в льняную домотканую вышитую рубаху и кабат (жилет-безрукавку), на шее — мониста в несколько рядов, на голове — платок. Наряд, к слову, смотрится неожиданно стильно, как по крою (вполне в русле современной моды), так и — особенно — по подбору цветов: теплый экологичный льняной тон и яркие камешки бус...
Века назад получение ткани было невероятно трудоемким процессом, а потому каждый ее лоскут был в прямом смысле на вес золота. Поэтому и кроили одежду прямоугольниками и квадратами — выточки и силуэт «по фигуре» могли позволить себе разве что аристократы. В крестьянском же женском «строе» выполнял роль корсета, «собирал фигуру» и делал силуэт женственным жилет-безрукавка: такие на Полесье называли «кабаты». Это общая концепция, но решали ее в разных регионах Полесья по-разному: «мода» везде была своя. В мозырском музее можно увидеть и сравнить все разнообразие аутентичных полесских «строев» — они мало похожи на то, что современные белорусы привыкли считать «национальным костюмом».
— Здесь все настоящее, нет реконструкций. Все это мы нашли во время экспедиций — Мозырский, Житковичский, Столинский, Лельчицкий, Петриковский районы, — поясняет собеседница.
Костюм — в первую очередь женский — мог многое рассказать о своей хозяйке: и не только замужем она или нет. Например, пережив смерть сына, в некоторых регионах Полесья женщина никогда больше не носила красный цвет. Замужняя обеспеченная женщина на большие праздники надевала сэрпанок — с его помощью создавался высокий головной убор, делающий ее похожей на образы с европейских средневековых гравюр. В музее можно увидеть сэрпанак, который датируется второй половиной позапрошлого века — легкая невесомая ткань пережила многое и многих. Такие головные уборы были особенно распространены на Туровщине.
А на свадьбу в Петриковском районе никогда невеста не надевала бус: если вдруг они порвутся во время праздника, то жизнь молодых «рассыплется» (Як бусы парвуцца, дык слёзы разальюцца, поется в старинной песне) — так зачем рисковать? Поэтому бусы невеста заменяла красной ленточкой. А вот для Калинковичского подвенечного строя был характерен гофрированный воротник — «брыжи».
— Некоторые ученые считают, что это влияние западноевропейского барокко, — поясняет собеседница.
В свадебном наряде во многих регионах Полесья принято было женщин и хоронить.
«Веда» — слово индоарийское, и первая ассоциация с ним, как ни странно, не родное белорусское «ведаць», а что-то индийское: Аюрведа, реинкарнация, колесо Сансары... По кругу — символическому кругу вечной жизни — организована и экспозиция музея. От первого купания до отправления «у вырай». Первое купание ребенка («зліўкі») считалось невероятно важным магическим обрядом и сопровождалось множеством сакральных действий.
— В Петриковском районе, если купали девочку, воду выливали на порог, чтобы, когда вырастет, отбоя от женихов не было. А если мальчика — то под печь, чтобы был хозяином в доме. В одних регионах Полесья воду после «злівак» выливали на камень, чтобы малыш рос крепким как камень, в других — на угол дома (как нам объяснили, «чтобы ребенок рос спокойным и не волочился по свету»). Если ребенок болел, воду выливали туда, где соединяются два забора: свой и соседский, — рассказывает Виталина Сайфутдзинова.
Неписанный свод моральных законов гласил: одна из важнейших задач человека — обеспечить свое продолжение в детях, и семьи создавались ради рождения детей. О любви и, как теперь принято говорить, «личном счастье» речь шла далеко не в первую очередь. Но юности не бывает без любви, и, разумеется, на Полесье тоже праздновали Купалье. Как записал А.Сержпутовский, на Мозырщине венки девушки не пускали по воде — они бросали их в костер. А влюбленный парень должен был рукой достать венок возлюбленной из огня, пока он не загорелся.
Впрочем, женили детей родители — и обычно критерием выбора становилась отнюдь не удаль, а зажиточность. Дело не в меркантильности, а в законах выживания. Богатство, с одной стороны, свидетельствовало о трудолюбии, сметливости, успешности родителей жениха или невесты, и можно было надеяться, что дети унаследовали эти качества. С другой, оно обеспечивало надежный шанс на выживание будущим внукам. Так что хороший жених — богатый жених, а хорошая невеста — невеста с приданым.
Было ли этой системе координат место любви? Было — если выбор сердца совпадет с выбором родителей.
— В одной из экспедиций очень пожилая женщина рассказывала нам, что ее мать всю жизнь втайне жаловалась подросшей дочери: мол, век прожила без любви, потому что родители выдали ее за сына зажиточных соседей, тогда как ее сердце навек было отдано другому, — рассказывает собеседница. — Но когда той пришло время выходить замуж, эта самая мать не позволила ей выйти за парня, которого любила дочь. Сказала, с ним ты будешь несчастна. И настояла на своем родительском выборе.
Добавим, что почитание родителей было беспрекословным: ослушаться считалось немыслимым — история Ромео и Джульетты на Полесье была невозможна. А вот «гендерное равноправие» здесь было испокон веков — просто существовало четкое разделение мужских и женских обязанностей. И женщина, и мужчина должны были многое знать и уметь...
Принято считать, что путь цивилизации — это движение из тьмы к свету. Обычно для иллюстрации используют сравнения: например, ткацкий станок и современная производственная линия или деревянный плуг и высокотехнологичный трактор.
Здесь и кроется ловушка. Мы сравниваем лишь уровень развития технологий. Но века назад люди были такими же, как мы — и знали они, пожалуй, побольше среднестатистического современного человека, привыкшего по любому поводу советоваться с Google. Им приходилось держать в голове миллионы необходимых для выживания вещей: сроки посева и сбора урожая десятков культур, приметы перемены погоды, повадки зверей и лекарственные составы трав для людей и животных, способы строительства домов и создания хозяйственных приспособлений... Так, тесто на хлеб лучше будет подходить в деже из разных пород деревьев (досочки должны чередоваться в правильной очередности). И тот кусочек теста, который оставлялся для следующего замеса, крепили именно к дубовой клепке.
Можно в музее «Полесская Веда» увидеть и човен, который около века назад был выдолблен из целого ствола — технология внесена в список нематериального культурного наследия Беларуси. А уникальный промысел лесного бортничества (как это делалось века назад, тоже можно увидеть здесь) входит в список культурного наследия человечества ЮНЕСКО. Вам расскажут, как залезть на дерево по абсолютно гладкому стволу при помощи хитрой системы веревочных петель — приспособление называлось «лязево» или «лезьво». Если поймете — сможете попробовать самостоятельно: наверняка это круче любого скалодрома. Лязево использовали полесские бортники. Выдолбленный из цельного ствола улей вешали высоко на дерево, и там селились пчелы. А «свои» деревья метили «бортными знаками», похожими на геральдические: каждый бортник изобретал себе знак сам, «патентовал» его среди других бортников и передавал по наследству. «Бортные знаки» тоже можно увидеть в мозырском музее.
Разумеется, были на Полесье и колдуны — с потусторонним миром здесь «держали связь» и женщины, и мужчины. Женщины занимались врачеванием и любовной магией, мужская магия была направлена на успех животноводства и бортничества, к ведунам обращались, приступая к любому важному делу.
— Например, можно было «загаварыць стрэльбу»: обратиться к колдуну, он прочтет заговор, и твое ружье будет всегда бить наповал, — рассказывает собеседница. — Но если колдун на тебя осерчает, он сделает так, что твоя стрельба «будзе жывіць»: зверь будет уходить раненным. А раненный зверь — это всегда опасность для людей.
Река времени течет быстро, и замыкает круг экспозиция, рассказывающая о представлении полешуков про переход в мир иной.
— На Полесье верили, что души в образе птиц летят на созвездие Плеяд — полешуки называли его Ситко. Считалось, что именно там находится рай, — рассказывает Виталина Сайфутдзинова.
Дорогу на Ситко душам-птицам указывает Млечный Путь, но далеко не все могут осилить путешествие. Только мужественные и праведные души способны долететь до Ситко. Души черные и несправедливые срываются и падают в пекло.
— Есть такое старинное голошение: «Куды ж ты збіраешся, у якую староначку, калі ж нам цябе чакаці, адкуль нам цябе пазіраці? Ці дробнай зорачкай ускінешся, ці жарким сонейкам ускоцішся, ці ты ка мне ясным месяцам, ці ты ка мне малай птушачкай?». То есть умершего близкого были готовы узнать в любом облике... Иными словами, в старину на Полесье верили в реинкарнацию, — говорит собеседница.
Если принять это во внимание, то и традиции Дзядов и Радауницы, и старинные Калядные обряды начинают казаться вполне логичными. Среди калядных масок в коллекции музея есть как реконструкции, так и аутентичные образцы. Например, Коза из деревни Надатки Мозырского района. Она, опять же, мало похожа на ту Козу, которую мы видим на современных, стилизованных калядных гуляниях. Полесская калядная Коза внешне напоминает дракона и выглядит не лубочной куклой, а и правда — атрибутом старинной магии и проводником в другой мир...
Замкнув «колесо», мы снова оказываемся у порога хаты: начинается новый круг жизни. Как уживалась такая картина мира с христианством? Да очень просто: они существовали параллельно. Наверное, как и сейчас. Бог — он ведь далеко и высоко: это официальные праздники, торжественные мероприятия и перекрытое движение в центре города. А всякие там домовые, «барабашки» и «полтергейсты» — рядом, мелкие вещи у нас воруют (каждый ведь, наверное, потеряв что-то в доме, произносит: «Домовой-домовой, поиграл и отдай»)...
Если вы не знаете, куда бы съездить на выходные — побывайте в «Полесской Веде». Тут вы точно увидите и узнаете то, чего не увидите и не узнаете больше нигде. И, может быть, лучше поймете себя...
Александра АНЦЕЛЕВИЧ
Фото Елизаветы ГОЛОД
Совместные проекты ядерных технологий.
В повестке дня — утверждение концепции нацбезопасности и военной доктрины.
