* * *
Дни тихой осени не за горой.
Горечь разлита.
Вот и на поле за ближней межой
Скошено жито.
Жизнь улетает, как призрачный дым.
Сжаты колосья.
Был я вчера, словно май, молодым,
Нынче — как осень.
Час молотьбы. Что за жизнь накопил?
Почести? Славу?
Скольких же я потерял, что любил,
Господи правый!
Как я бездумно растрачивал дни,
Юный и нежный!
Верил — любви разжигаю огни,
Теплил надежду.
Только не нужен души моей жар
Родине милой.
Тлеет кострище. И сердца пожар
Жизнь остудила.
Как же без песни смогу я прожить?
Голос немеет.
Птица кричит сумасшедшая: «Пить!»
Лес зеленеет…
* * *
Стоят некошеные травы,
Хотя и лето отцвело.
Нет через речку переправы,
Хоть рядом с речкою село.
Так и живем на свете этом:
И пальцем лень пошевелить.
За годом — год, за летом — лето:
И некогда любить и жить.
* * *
Стояли избы.
Тут жили люди.
В своей Отчизне…
И кто осудит,
Что день и вечер
Текли убого.
Погост.
И в вечность
Ведет дорога…
* * *
В окно постучится
Листок золотой.
Запахнет в саду
Ароматным ранетом.
И кто-то костер
Разожжет за рекой.
И бросит в огонь тот
Увядшее лето…
* * *
Выйду на ближайшей остановке.
В лес пойду, где средь берез тропа
И кружится, и петляет ловко —
Так петляет и кружит судьба.
Так и я кружусь, зачем, не знаю,
Так вот и брожу туда-сюда.
И листва кружится золотая,
И кружатся с листьями года.
А над стежкой — синева такая…
Я иду — а значит, я живу.
Опадают листья, опадают,
Золотом ложатся на траву.
* * *
Пил горечь, скитаясь по свету…
Любви же так мало я пил…
Вино — одиночества мету —
Мой друг по бокалам разлил.
Кровавое, с привкусом грезы…
Ах, что там, вино как вино…
И пью я… И катятся слезы…
Все было… Да сплыло давно…
* * *
Катятся неустанно
Месяцы и года.
В сердце моем — усталость,
Горечи злой вода.
Помню, писал стихи я.
Помню строки накал.
Первым чтоб быть, лихие
Взгляды не замечал.
Верить — себе дороже —
Людям на все плевать…
Как я устал, мой Боже! —
Словом не передать.
Вновь на исходе лето.
Брезжит осенний свет.
Были всегда Поэты…
Были… Теперь их нет.
* * *
Поэт — как голос Божий —
Строка его горит.
Поэт молчать не может,
Когда народ молчит.
Пусть угрожают плахой
Ему подчас цари,
Уверенно, без страха,
Он с миром говорит.
Поэт — он вечный воин —
И в битвах, и в труде —
За правду и за волю,
За счастье для людей.
И кто его осудит?
Он пишет на века!
Когда ж он «воду мутит» —
Слаба его рука.
Тогда и не поэт он…
О, сколько их, таких,
Слагателей сонетов —
Убогих, но лихих!
Такие, несомненно,
Все с выгодой живут,
Такие без сомненья
Отчизну продадут.
И продают безбожно…
О, как душа болит!
Ах, где мой кий дорожный?
Дел много предстоит!
Хоть путь нелегким будет —
Пускай горит строка!
Поэта кто осудит?
Он пишет на века!
* * *
Необъятные неба просторы,
Что сливаются с синей водой…
Волны пенные с берегом спорят,
Дни мои забирают с собой…
Шум прибоя… И жизнь отшумела.
Ветер. Чайки. Один я стою.
Светлой юности парусник белый
В грусть-печаль заплывает мою…
* * *
Сколько станций проехал
И измерил дорог —
Я блуждал, словно эхо,
Память в сердце берег!
Незнакомые дали,
Словно книгу, читал,
И цветы, что мелькали,
Без труда узнавал.
Свято память лелеял
Дни, года и века…
Ветер ласковый веял,
В стих ложилась строка.
И дай Бог мне, как эху,
Снова в край мой родной,
В тот, откуда уехал,
Возвращаться строкой.
Понимать — это доля:
Век быть сыном Земли,
И — чтоб небо и поле
Васильками цвели.
* * *
И в каких краях
Я ни бывал,
По каким дорогам
Ни блуждал,
Где б свои стихи
Я ни писал,
Господи, Тебя благодарю
За дороги, песни,
За зарю.
Перевод с белорусского Елизаветы ДАВЫДОВОЙ.
«Дзесяцігоддзі школьнае харчаванне нашых дзяцей будавалася на аснове зборніка рэцэптур».
Што за таемнымі дзвярыма?