Поэт-фронтовик, человек сложнейшей судьбы. Воевал на Северо-Западном и Волховском фронтах. При окружении в июне 1942 года был взят в плен и вывезен гитлеровцами в Рур на каменноугольные шахты. Если бы кто сказал там, в плену – полуживому! – как сложится его длинный 97-летний жизненный путь ... Вряд ли поверил бы!
С Николаем Яковлевичем мы встречались и в его минской квартире, и в деревне Ступени в Бобруйском районе, куда поэт обычно приезжал на лето, и в редакции «Звязды». Он признавался, что это его любимая газета с юности, печатался здесь еще до войны.
Вспомним несколько интересных фактов из биографии и творчества Николая Аврамчика.
Школа внучки Пушкина
Родился он в Плесах – а в школу ходил за 6 км, в деревню Ступени. Школа построена внучкой Пушкина. И церковь – тоже. Аврамчик с улыбкой рассказывал: «В этой церкви меня и крестили, и причащали. И учили в комсомоле плевать на головы верующих».
Мы ходили по школе – с Николаем Яковлевичем все здоровались, желали здоровья. Как самому близкому человеку.
Были и на могиле внучки классика мировой поэзии Александра Сергеевича Пушкина. На памятнике высечено: «Пушкина Наталья Александровна, по мужу – Воронцова-Вельяминова. 1859-1912». А сколько интересного рассказал Николай Аврамчик о Пушкине и его потомках!..
Он, выпускник отделения журналистики филологического факультета БГУ, признавался: «Это моя стихия – чтобы до мелочи знать все».
Пожалуй, особым поэтическим воздухом дышала построенная внучкой Пушкина школа. Поэтический дар школьника Николая Аврамчика заметили и поддержали известные литераторы. Ему, ученику, писали письма Кузьма Чорный и Аркадий Кулешов. «Кузьма Чорный писал письма на бездарные мои рассказы. Такие основательные письма писал убористым почерком... Какой это был человек, какое сердце! А также сложная судьба у этого человека. Его арестовали, он сидел. И те письма у меня забрали. Я был уже студентом, многие знали, что у меня письма Кузьмы Чорного».
Через школу Аврамчика вызвали на курсы молодых писателей, после которых поступил на литературный факультет пединститута. До войны окончил три курса.
Фронтовые «сто грамм»
Из бесед с поэтом:
– Правда ли, что в войну давали фронтовые сто грамм?
– Конечно.
– Вечером?
– Да нет, когда подвезут, когда кухня подойдет...
– Сто грамм – чтобы не страшно было в бой идти?
– Нет. В холод, зимой – это было важно... Свои сто грамм я отдавал другим. Тогда не пил, не был приучен».
Кстати, Аврамчик искренне рассказывал о «богемной» проблеме творцов: «Мележ (знаете ли вы?) и в рот не брал... А вот Пимен – совсем другое дело, с тем можно было брать сколько влезет! .. Часто в Горецкую сельхозакадемию ездили – ну, там переберем уже все: столы ломятся. А он: Николай, ты там возьми хоть в карман, ехать же назад, чтобы в дороге, в автобусе, было что!..»
На фронте Николай Аврамчик был во Второй ударной армии, которой командовал Власов. Тот самый Власов... А старшим политруком и редактором газеты был известный татарский поэт Муса Джалиль. Аврамчик приходил к нему со стихами, но тот развел руками: «Газета русская, а стихи вы пишете по-белорусски».
Плен: в подземелье
Лет десять после войны всякое упоминание о плене снимал Главлит. Аврамчик родился, работал, учился, воевал... А потом сразу – «после войны»...
Николай Яковлевич рассказывал: «По-видимому, нет такого человека на свете, который бы переел столько травы дикой, корня лопуха, сколько я в плену. Был случай страшный в лагере, когда сосед угостил меня: что-то похожее на корни хрена. Я съел два корешки, а он – 4 или 5, на нарах лежа. У меня стало гореть все лицо, а с ним что-то такое происходило – выскочил из лагерных ворот, отбежал метров, может, 200, конвоиры застрелили».
Колючая проволока, электрический ток, конвоиры, собаки. В шахту привозят и опускают под землю. Там уже конвоиров не было, узников ставили между немцами. В забое отмеряют 7 метров – немец, еще через 7 метров – пленник ... Об этом его роман «В подземелье». Там ничего придуманного: факт и описание, все достоверно.
Освобождали англичане. Месяц он был в английском армии, на пайке английского солдата. Потом переправили в расположение советских войск через Эльбу и влили в 49-ю армию. С ней пешком прошли до Белостока: «А там всех бывших военнопленных – как карты-молодки из колоды вынули – и создали несколько рабочих батальонов. И направили в Сибирь, на Урал, в Донбасс». Аврамчик работал на восстановлении Донбасса.
Журналистская жилка
После войны он стремился учиться и параллельно работать. Перевелся в БГУ, потому что там занятия начинались вечером. Знакомая девушка, за которой ухаживал еще до войны (потом она стала женой), училась на отделении журналистики филфака БГУ – подсказала. У него была врожденная журналистская жилка: «Скажу честно: если бы не журналистика, может, и не был бы поэтом. Я в поэзии все равно журналист. Для меня важен поэтический факт и поэтическая деталь. Без факта я не умею ничего написать. Оттолкнуться от детали – вот моя стихия. Очень люблю, чтобы форма стихотворения была совершенная, абсолютно законченная, и обязательно чтобы был смысл, мысль, деталь, чувство».
Учился и работал: в «Чырвонай змене», в «Лiтаратуры i мастацтве». Потом Максим Танк забрал в «Полымя». Когда был создан журнал «Маладосць», перешел туда. 27 лет работал в отделе поэзии. Каждый день приходили молодые поэты, которые постепенно вырастали в отличительных творцов.
Николай Яковлевич был не только замечательным поэтом, но и чрезвычайно талантливым наставником для творцов-новичков. Евдокия Лось, Григорий Бородулин, Геннадий Буравкин, Нил Гилевич, Евгения Янищиц ... О Бородулине говорил: «Таким поэтом надо родиться. Воспитать такого поэта, научить – просто невозможно. У него что-то идет от внутреннего, рожденного: игра со словом, словотворчество, стихия народного, где-то уже и забытого. Это своеобразный дар».
Дотянуться до поэзии
Своим главным учителем в поэзии Николай Аврамчик называл Аркадия Кулешова. Стихотворение «Адлёт жураўлёў», которое хвалили Якуб Колас и Янка Купала, было напечатано в 1938 году в «Полымі» именно с подачи Аркадия Кулешова. Он помогал дотянуться до поэзии. К нему обращался и уже будучи взрослым поэтом, свои поэмы первому давал читать только ему.
Аврамчик часто рассказывал про коллег: «Все мои друзья самые лучшие – Пимен Панченко, Янка Брыль, Максим Танк, Иван Мележ – они очень-очень своеобразные люди. Нас с Шамякиным вообще в одно время в Союз писателей принимали в 1947 году... А Максим Танк и Янка Брыль! Это, может быть, два у нас писателя – настоящие европейцы. Они и писатели европейские – и по поведению, по умению себя держать, по вежливой манере европейцы. И что странно и даже парадоксально: ни один не канчал ни университета, ни институтов».
Пусть бы «Сказ ...» оставался анонимным!
Самая известная анонимная поэма второй половины ХХ в – «Сказ пра Лысую гару». Сколько исследователей пытались вычислить, кто же скрывается за псевдонимом «Франтишек Ведьмак-Лысогорский»! Да напрасно.
Интрига была раскрыта уже в XXI в., причем довольно неожиданно. Нил Гилевич напечатал большую статью о том, что поэму написал он, а Николай Аврамчик только, так сказать, поставлял ему фактуру. Это до глубины души обидело Николая Яковлевича: «Скажу честно: очень неприятная ситуация сложилась. Гилевич утверждает, что он писал – Аврамчик только рассказывал ... Кто такой Гилевич для меня? Человек, которого я начинал печатать. Я давал ему письменную рекомендацию в члены Союза писателей. Во что самое смешное!».
Николай Яковлевич рассказывал, что писали поэму вдвоем: один – одно слово, другой – другое, строку, строфу, рифму: «записывал от руки он, а я тут же вечером перепечатывал все на своей машинке... Поэма писалась по линии наименьшего сопротивления. Начали строиться писатели – мы начали об этом писать. Хохотали – и писали ... Бутылку вина выпивали сухого болгарского... Поэму мы написали не то за 7-8 или 8-9 присестов. Но в течение пяти лет. Потому что не двигалась строительство. Фактов не было! .. Тогда страшно дорого все стоило. Знаете, какие факты? Мне по знакомству в Бобруйске продали на тарной базе дом для бригадных яслей. Он стоил всего 750 рублей. За то, что мне собрали дом, взяли 500 рублей – а зарплата была 180. Дороговизна – не купить... Мы сели писать – на Лысой горе ничего еще не было. Поэтому начали о собрании писать. Я на собрании присутствовал – там ничего смешного не было. А мы уже придумывали. Писали – о ком веселее придумать. А когда начиналось строительство, писали, писали ... Там только конкретика. Там настолько все списано с натуры, там настолько моими глазами «сфотографировано» все и настолько моими ушами подслушано, что говорили, – все то и зарифмовано. Ну, конечно, с придумками».
Я не могла удержаться, чтобы не спросить, кто написал вот эти строчки:
Святоша-праведнiк Аўрамчык
Шмат нейкiх хлопцаў навалок —
Яны яму не дом, а храмчык
За тыдзень склалi да аблок.
Будаўнiкоў тых незнаёмых —
Ужо ўзаемна, без турбот —
Ён адкрываў пасля iмёны
У «Маладосцi» цэлы год.
Оказывается, сам Аврамчик и написал! Сам себя хорошо ущипнул! ..
И все же он был уверен: лучше бы поэма оставалась анонимной.
60 лет спустя: возвращение к первой любви
Первая школьная любовь поэта оказалась несостоявшейся – судьба развела их с Анной Семеновной на десятилетия: «Анна училась в 7-м классе, я – в 10-м. С ее братом (погиб на фронте) вместе семилетку кончали. Я поехал в Минск, а тут подвернулся мой школьный друг и сосватал Анну. Он окончил военное училище, увез ее ... Не виделись всю жизнь. Только один раз встретились случайно: в 1963 году, на вокзале, минуты три говорили. Она садилось в поезд, а я выходил из поезда ... Я один жил. Знакомые не раз пытались меня сватать. Говорил: не дурите головы! Если бы мы не встретились с Анной, так и оставался бы один-одинешенек. А увидел ее – и все сразу вернулось».
Они встретились снова аж через 60 лет – почти через жизнь, уже одинокими людьми, которые похоронили свои «вторые половинки». И остались вместе. Ему было уже 79.
История любви поэта, которая уже само по себе – Поэзия...
Татьяна Подоляк
Ссылки
[1] https://zviazda.by/ru/kultura
[2] https://zviazda.by/ru/litaratura
[3] https://zviazda.by/ru/tags/nikolay-avramchik
[4] https://zviazda.by/ru/tags/100-let
[5] https://zviazda.by/ru/tags/tatyana-podolyak