В истории любой страны есть немало ярких, талантливых женщин, дела которых служат примером для подражания, они являются гордостью для своих государств. Для Беларуси, СССР такой яркой личностью была Надежда Григорьевна Грекова, первый председатель Верховного Совета БССР, единственная женщина в политической истории Советского Союза, избранная на такой высокий пост на всенародных выборах в 1938 году. Исполняла она эти обязанности 9 лет и являлась по Конституции фактически главой республики. При этом Грекова одновременно являлась секретарем ЦК Компартии Беларуси по промышленности.
«Благословил» лично Сталин
Это был факт, беспрецедентный не только для СССР, но и для Европы. Грекова вступала в большую политику совсем молодой. Ей было всего 28 лет, она из рабочих, из Ляховки, Минской окраины. За плечами — профессионально-техническая школа швейников, работа на Минской швейной фабрике «Октябрь», авторитет и избрание председателем Центрального Комитета Союза швейников, в который входило более 17 тысяч человек. На должность председателя Верховного Совета БССР ее «благословил» лично Сталин. Пантелеймон Пономаренко, первый секретарь ЦК КП(б)Б, раньше чем вносить кандидатуру Надежды Григорьевны на такую высокую должность, решил обсудить ее с Генеральным секретарем ЦК ВКП(Б) — слишком смелым было предложение. Сталин кандидатуру одобрил, порекомендовал только сменить фамилию с Грек на Грекову. «Пусть все знают, что в БССР возглавляет верховный орган власти женщина. Фамилия Грек неясно определяет, женщина это или мужчина, а Грекова — понятно, что женщина».
На первой сессии Грекову единогласно избрали председателем Верховного Совета БССР. Тогда же были приняты важные для республики документы, закреплявшие постановление о территориальных изменениях, вносившихся в Конституцию БССР. Население из 1,6 миллиона жителей увеличивалось до 6 миллионов 122 тысяч, после того, как в 1926 году в состав БССР были возвращены восточно-белорусские земли.
В то же время в систему государственного управления вместе с Грековой вступали такие же молодые, как и она, руководители, многие из которых в дальнейшем станут политическими фигурами, и с их именами будут ассоциироваться целые периоды истории СССР — Андрей Громыко, Леонид Брежнев, Алексей Косыгин, Николай Байбаков, Пантелеймон Пономаренко и другие. Многим нет и 30. И можно было бы сказать, что наступало время молодых, если бы не одно «но»: кровавый террор 1930-х годов, который буквально выкосил партийные организации областей, республик, а с ними и многих руководителей. На долю Грековой пришелся, по-видимому, самый сложный период советской истории — 30-50-х годов, когда создавалась фактически с нуля промышленность, формировалась система управления, наращивался культурный потенциал республики и практически перманентно шли репрессии. Надежда Григорьевна не только курировала флагманы экономики на тот период — Оршанский льнокомбинат и «Асинторф», которые были на контроле ЦК. Основное внимание уделялось местной промышленности, градообразующим предприятиям в малых городах. Многие впоследствии стали брендами республики: Рогачевский молочноконсервный комбинат, Быховский овощноноконсервный, Добрушская бумажная фабрика и другие. Это позволило создать рабочие места, существенно сократить безработицу. Менялась и Ляховка — за счет объединения небольших предприятий в одно созданный кожзавод «Большевик», «Энергия», дрожжевой завод «Красная Заря», предместье Минска становилось развитым промышленным районом. При этом попасть в жернова репрессий было реальностью того времени. По воспоминаниям старшей дочери Грековой, в квартире всегда стоял чемоданчик на случай ареста, а после работы они с Пономаренко часто домой не шли, а гуляли по Минску до утра: арестовать могли в любой момент, но казалось, что днем это не так страшно.
Вот только некоторые выдержки из «Записки секретаря ЦК КП(б)Б П. Пономаренко руководителю Управления кадров ЦК ВКП(б) Г. Маленкову о вредительстве в руководстве республики. 3 июля 1939»: «...в конце 1937-го и начале 1938 года были исключены из партии и по провокационным материалам арестованы руководители парторганизаций: Белыничского, Руденского, Сенненского, Березинского, Червенского, Сиротинского, Кормянского и ряда других районов, ...исключен из партии и снят с работы 24 секретари райкомов, 33 секретари райкомов партии были сняты с наложением различных партийных взысканий, около 35 секретарей райкомов были арестованы,...сняты с работы и арестован около 50 председателей райисполкомов».
Грекова же пыталась разобраться, где правда, а где доносы. Письма ей шли отовсюду, и в народе их называли «слезницами». О доверии свидетельствовала надпись на конверте — вместо адреса просто «Тете Грековой», «Минск, Грековой». Она давала поручения самому Лаврентию Цанаве. Как это его раздражало — ответы он должен был направлять в адрес какой-то женщины, да еще такой молодой. И людей нередко оправдывали. Она могла напрямую обратиться к Берии, например, когда доносы касались того же Пономаренко, и к мнению белорусской партийной организации прислушивались. Это были не просто поступки, но и большой риск.
1939 год Грекова назвала самым страшным в своей жизни. XVIII съезд партии осудил репрессии, и, казалось, наступает новый период. Грекова, его делегат, могла сама убедиться в этом, когда лично Сталин принял участие в ее судьбе. Шло голосование по составу Центральной ревизионной комиссии ЦК ВКП(б): Берия, Буденный, Ворошилов... Неожиданно Сталин попросил слова. Надежда Григорьевна вспоминала: «Сталин всегда говорил тихо. Он подошел к трибуне и сказал: «Я предлагаю дополнить список — ввести в состав ревизионной комиссии товарища Грекову». Услышав из уст Сталина такое предложение, я чуть не упала со стула. Потом в моей голове пронеслось, что это не про меня он говорит, А про кого-то с похожей на мою фамилией. Заметив мое смущение, Сталин рукой указал на место, где я сидела с Пономаренко, и сказал: «Как, товарищи из Беларуси? Не возражаете?» После завершения съезда делегатов предупредили о фотографировании. Надежда Григорьевна, побежала в парикмахерскую делать прическу, а тут выясняется, что Иосиф Виссарионович уже выехал и фотографирование смещается, в зале спешно расставляют кресла, собираются делегаты, за Грековой в парикмахерскую срочно отправили адъютанта. Сталин прибыл, ему докладывают, что собрались все, кроме Грековой, и осторожно добавляют, что она... в парикмахерской. Сталин к ситуации отнесся с пониманием. Предложил всем рассаживаться и подождать товарища Грекову. Сама же она (даже трудно представить ее состояние в такой момент!) попыталась незаметно зайти в зал и устроиться в последнем ряду. Но Сталин повернулся в ее сторону и пригласил в первый ряд.
Надежда Григорьевна разрушала многие стереотипы о деловой женщине. Модные преимущества того времени: красный платок, кожанка — одежда, которую историки моды впоследствии назовут стилем конструктивизма. Во всем простота, лаконичность, этакий шарм по-пролетарски. К его разработке были привлечены известные художники и даже скульпторы, над ним работала сама Вера Мухина, автор знаменитой скульптуры «Рабочий и колхозница». Грекова же формировала свой стиль, это деловой костюм, о необходимости которого тогда спорили, но с элементами, подчеркивающими женственность, — элегантный шарф, кружево, брошь.
«Куда поставить пограничный столб?»
Но за привлекательным образом стояла женщина с сильным характером, которой пришлось решать далеко не женские проблемы. Одни только вопросы экономики после вхождения Западной Беларуси в состав БССР требовали невероятных усилий — территория республики увеличивалась со 125,5 тысячи кв. км до 225,7, а численность населения выросла в два раза и составила 10 миллионов 200 тысяч человек. Это сначала все эмоционально: сессия Верховного Совета, делегаты от всех регионов Западной Беларуси, яркие личности, выступления. Но не обошлось и без курьезов. «На трибуну поднимается известный военачальник, — вспоминала Надежда Григорьевна. — В руках его пограничный столб. Заканчивая речь, он обратился ко мне со словами: „Товарищ председатель Верховного Совета БССР, граница перенесена, куда прикажете поставить пограничный столб?“ Вот так номер. Я сначала растерялась очень, но потом собралась и стала давать объяснения. А работа сессии транслировалась по центральному радио. Товарищ свою речь закончил еще и лозунгами: „Даешь Варшаву! Даешь Берлин! И завтра врежемся мы в Рим!“ Не прошло и пяти минут, как Пономаренко срочно из президиума вызвали к телефону, звонил лично Сталин, который строго спросил: „Что у вас там происходит на сессии? (Это совпало с заключением договора СССР и Германии о ненападении.) Почему такие призывы?“ Пришлось давать объяснения».
Ситуацию разрядило выступление секретаря Минского обкома партии, который решил выступать на белорусском языке. Текст был напечатан. Буквы русские, но, не зная белорусского языка, он неправильно начал ставить ударение: «Беларускі народ 20 гадоў жыў пад пры́мусам». В зале раздался смех. Угомонить зал снова пришлось Грековой. После Матвеева так и прозвали — «примус».
В экономике было все не так гладко — и противостояние, и неприятие населением ряда непопулярных мер новой власти, и саботаж. Все, что касалось Западной Беларуси, — на контроле лично Сталина. Шифровки, записки, много поручений напрямую Грековой, среди них о переходе на советскую валюту, о непопулярных мерах по национализации промышленных предприятий, а еще банки, железная дорога, медучреждения, школы. Меры принимались оперативно, но не все регулировалось жесткими резолюциями. Например, после освобождения Бреста мэр города, поляк, закрыл доступ ко всем базам питания и заявил, что в городе нет ни хлеба, ни мяса, никаких продовольственных запасов. Собрали срочное заседание, все прекрасно понимали, что такого быть не могло, для разговора пригласили мэра. На польском языке он издевательски заявлял, что завоевателям ни хлеба, ни мяса, ни воды не даст. Переводчик переводил не с его слов, а сам придумывал ответы, мол, хотим помочь, но все фонды и ресурсы потрачены, рады бы, но не можем». Но Грекова хорошо знала польский язык, поэтому после очередных «объяснений насчет сложной ситуации» попросила сделать перерыв, во время которого сказала Пономаренко, что над ними просто издеваются. Можно только представить состояние поляков, когда Грекова по-польски все объяснила довольно доходчиво. Быстро были открыты все магазины, базы, склады, постепенно нормализовалась жизнь.
Награды везла под обстрелом
Суровые испытания принесла война. Грекова — секретарь Казанского горкома партии. Как ковали победу в тылу, свидетельствуют примеры. 19 июля в Казани у нее состоялась первая встреча с академиком Отто Шмидтом, известным полярником, которому была поручена эвакуация научных учреждений, 23 июля Казань уже встречала первые эшелоны с людьми, оборудованием, а это 33 научных учреждения, 5 тысяч научных сотрудников Академии Наук СССР с семьями, среди них 39 академиков, 44 члена-корреспондента, 17 НИИ из Москвы, Ленинграда, Президиума Академии Наук СССР, Академии наук Беларуси.
Игорь Курчатов именно в Казани начинает работы по ядерной программе «Уран», по созданию урановой бомбы. И тут же личные проблемы, которые пришлось решать немедленно, — сыпной тиф, который свалил Курчатова по прибытии в Казань. Сергей Королев, Сергей Вавилов, работавший в Казани над созданием оптических приборов для всех видов вооружения, Петр Капица — это далеко не полный перечень выдающихся ученых, в решении проблем которых непосредственное участие принимал горкам партии. К тому же только в октябре в Казань были эвакуированы сразу три моторных завода из Воронежа и Москвы. Фронт остро нуждался в вооружении, люди работали на износ. Только на одном Казанском авиазаводе № 22 за период с 1941 до 1945 года было поставлено на крыло 10 174 самолетов Пе-2, значит, по 6 таких боевых машин в сутки. Что касается предприятий, эвакуированных из Беларуси, то в августе-сентябре 1941 года вступило в строй 15 заводов и фабрик. В октябре-ноябре-еще 20. к лету 1942 года оборонную продукцию выдавали уже коллективы более 70 белорусских заводов и фабрик. А еще надо решать, как... накормить слонов, мартышек цирка Дурова, эвакуированного в Казань, на которых продовольственных карточек не выписали, как разместить театр оперетты, которого в списках на эвакуацию не было. Пришлось задействовать резерв НКВД, артистов разместили в ведомственном Доме культуры.
А еще постоянные контакты с белорусами: организация сессии Академии наук в Казани, когда ученых пришлось собирать по всему Союзу, связь с поэтом Янкой Купалой, сбор средств для белорусских партизан. Жители Казани приняли решение в течение месяца работать на два часа дольше и на полученные средства купить необходимые для партизан вещи — шапки, телогрейки, валенки. Сама же Грекова стремилась в республику, и у нее появилась такая возможность.
Как председатель Верховного Совета БССР она направилась на оккупированную территорию вместе с председателем Президиума Верховного Совета БССР Наталевичем и председателем Совнаркома БССР Былинским, чтобы лично вручить правительственные награды партизанам Суражской зоны, хотя это можно было сделать и в Кремле. До Калининского фронта в их распоряжении был транспорт, но это не спасало от обстрелов, налетов фашистских самолетов. «В больших тревогах и волнениях за сохранность доверенных нам наградных документов и правительственных наград мы добрались до размещения штаба Калининского фронта», — вспоминала Грекова. Оттуда с проводником в глубокий тыл ночью, где ползком, где лежа в овраге, ждали, когда пройдут немецкие колонны. В деревне Добрынино, где собрались работники Витебского обкома партии, герои-партизаны Суражской земли, им были вручены награды. Первым из ее рук свою первую награду получил Минай Шмырев (легендарный Батька Минай). Надежда Григорьевна четыре раза ходила за линию фронта, и каждый раз это был невероятный риск.
В ноябре 1943 года после освобождения Гомеля Надежда Грекова во главе правительственной комиссии возвращалась в Беларусь. Необходимо было не только оценить ущерб, но и начать восстановительные работы, а еще подготовку к сессии Верховного Совета, первой на освобожденной территории, которой придавалось особое значение. К должности председателя Верховного Совета БССР добавилась еще одна-заместитель председателя СНК. Эти обязанности она исполняла до марта 1947 года, фактически в самое сложное для республики время, когда все делалось по горячим следам, когда первой приходилось входить в сожженный город, в оставленный фашистами концлагерь «Озаричи», оперативно решать задачи. Тогда же в штабе Белорусского фронта прозвучал телефонный звонок со Ставки Верховного Главнокомандующего. Звонил лично Сталин. Разговор его с командующим Рокоссовским касался оказания помощи белорусской правительственной делегации в подготовке сессии. В конце Иосиф Виссарионович как бы ненароком добавил: «Грекова не замужем, а у тебя начальник штаба Малинин — вдовец». С первым поручением все было понятно. А как быть с исполнением второго? Для начала Малинина назначили ответственным за оказание помощи по подготовке сессии. Сам он не мог понять, почему, ведь для этого существует целый политотдел фронта, да и как же подготовка наступательной операции? Но все изменила Первая встреча, Грекова произвела на него ураганное впечатление, подготовкой сессии он заинтересовался, о чем доложили Рокоссовскому, как и о том, что Малинин ей не понравился. Путь к сердцу женщины оказался сложнее, чем разработка стратегической операции. Было все: и красивый роман в письмах, и растерянность, и ситуация, когда сдавали нервы. В марте 1944 года сессия прошла успешно. Трансляцию слушали на фронте, в партизанских отрядах, она несла надежду на скорую победу. На ней было принято решение о создании Народного комиссариата иностранных дел Белорусской ССР. Впервые начал работу и Народный комиссариат обороны Белорусской ССР. А Рокоссовскому и члену Военного совета Телегину начали докладывать, что Малинин куда-то периодически отделяется из расположения штаба фронта. 3 мая 1944 года был зарегистрирован брак.
Любовь, карьера, репрессии...
А любовь, похожую на сон, Надежда Григорьевна и Малинин пронесли спустя годы. После регистрации брака, они разъехались по разным направлениям: перед каждым стояли сложные задачи. Для Михаила Сергеевича началась наступательная операция, вошедшая в историю под названием «Багратион», для Грековой — это восстановление республики. Еще шла война. Восстанавливали страну неимоверными усилиями: не было практически специалистов, просто людей, когда в ЦК шли телеграммы о том, что в некоторых деревнях осталось по несколько человек, и это в условиях, когда гитлеровцы продолжали совершать налеты, в столице действовали вооруженные группы немцев, которые не успели покинуть город, и тех, кто специально был оставлен для организации диверсий. О ситуации можно судить по записке Пономаренко на имя Маленкова и Берии: «Должен сообщить, что здание Дома правительства в Минске два раза поджигалось и был случай проникновения в здание ЦК террористических элементов. Ввиду засоренности вражескими элементами и немецкими агентами, наличия бандитизма в ряде районов, а также переброски немцами на территорию Беларуси террористических групп, в результате случаев, когда проведены террористические акты в отношении партийных и советских работников, прошу разрешить 6-му отделу НКВД усилить охрану».
Первые заседания правительства где-то вызывают недоумение, вокруг разруха, а на повестке дня вопросы киностудии, «О возобновлении деятельности Академии наук и Белгосуниверситета», «О возобновлении деятельности Союза советских композиторов и писателей», «О восстановлении и работе театров Беларуси» и «О восстановлении музеев, библиотек, издательств». На контроле в Грековой вопросы и культуры, и экономики, и сбор материалов о преступлениях против человечества. А ситуация в городе страшная, вот только некоторые выдержки из протоколов: «Полностью дезорганизована санитарная очистка и канализация», «Уничтожено коммунальное хозяйство, выведено из строя водопроводная сеть, взорваны резервуары и напорные башни», а это неминуемый путь к эпидемии. «Полностью остановлен городской транспорт, городского жилья уничтожено более 70 процентов». В первые месяцы было сделано невозможное: в июле 1944 года возобновил работу приборостроительный завод, в августе — моторомонтный, осенью — автосборочный, с 1946-го — автомобильный, в ноябре — Минский кислородный завод «Термопласт»...
Малинин в Берлине, он — руководитель штаба оккупационных войск в Германии. Грекова при первой возможности приезжала на несколько дней, была очевидцем закулисья многих событий: подготовки Потсдамской конференции, смены вектора отношений еще недавних союзников, и того, как известные полководцы радовались победе. Жуков часто устраивал вечеринки у себя дома, в то время он улыбался и был веселым, гостеприимным, играл на гармошке, иногда пел. Таким его больше не видели никогда. Малинин, имевший приятный баритон, дуэтом исполнял арии с артистами Большого театра Беларуси, которых пригласили в Берлин на первые послевоенные гастроли.
Когда Малинин делал все, чтобы в республику оперативно по репарациям доставлялось оборудование для промышленных предприятий, сельского хозяйства, за что Пономаренко называл его «наш белорусский зять», Надежда Григорьевна из Германии привозила образцы тканей, ниток, так необходимого ширпотреба, кондитерских изделий, последние журналы мод. С 1947-го — она министр пищевой промышленности БССР, и снова сложный участок, когда нужно было преодолевать голод, фактически создавать отрасль с чистого листа. Многие новинки пищевой промышленности были подсмотрены в это время. Знаменитая двухэтажная коробка для сладостей, шоколадные бутылочки, яркие обертки, оборудование для их печати. И все это на фоне нового витка репрессий. В Беларуси работает комиссия госконтроля ЦК во главе с Матвеем Шкиратовым — в разоренной республике искали коррупцию, получившую название «коровье дело», когда скотину, полученную по репарации, выделили в том числе и министрам, руководителям областей и районов — страшный дефицит по тем временам пришлось возвращать. Показательным в этом плане было январское заседание ЦК Компартии Беларуси 1946 года, когда Пономаренко сделал разнос его членам, «поубиравшимся в барахло из гуманитарной помощи».
Для Надежды Григорьевны это был ответственный период — участие в переговорах в Праге, когда шла борьба за союзников, которые не преминули торговаться за экономические преференции, только Чехословакия имела 60 % экономики, ориентированной на Запад, и страну требовалось удержать привлекательными предложениями, а Грекова имела опыт переговорщика. Выступление в Париже на французском языке и авторитет, наведение мостов через международное женское движение. Но ее стремительная карьера не давала некоторым покоя. Ее и Малинина не трогали ни в 30-х, ни в 40-х, но Грекова понимала, что не существует неприкасаемых, когда в начале 50-х начался новый виток репрессий. Чтобы отвести беду от семьи, от Малинина, героя войны, начальника штаба пяти фронтов, который принимал участие в разработке основных сражений войны — под Москвой, Курско-Орловской, «Багратион», Висло-Одерской, Берлинской, Надежда Григорьевна сама подала в отставку. Основание-такое популярное при помещении нежелательных — по состоянию здоровья.
Но Надежда Григорьевна еще долгие годы оставалась в строю, проводила большую общественную работу совместно с всесоюзным Советом ветеранов, с руководством Беларуси, о чем свидетельствуют многочисленные благодарственные письма, телеграммы от Машерова, Киселева, Ковалева и других, первого Президента уже независимой Беларуси. Надежда Грекова относилась к людям с сильным внутренним стержнем, которые не пасовали перед обстоятельствами, трудностями, работали на благо страны и ее благополучия.
Наталья ГОЛУБЕВА, кандидат исторических наук
Интервью с олимпийским чемпионом по фехтованию.
Профессионально, оперативно, по-хорошему.
