Это была сенсация: в 2018 году на престижном кинофестивале IDFA в Амстердаме был показан утраченный фильм Дзиги Вертова — парня из Белостока, советского режиссера, киноавангардиста, который считается основателем, теоретиком и почти богом документального кино. Причем не просто фильм, а самый его первый фильм «Годовщина революции», сделанный в 1918 году. То есть публика снова увидела картину ровно через сто лет, да еще с таким визуальным материалом, ценность которого сегодня сложно измерить, все же документ времени. Ленты Вертова, в частности «Человек с киноаппаратом», — все равно что Библия для документалистов, без работ режиссера не обходятся списки величайших фильмов мира, его эксперименты повлияли на всю историю кино. Поэтому не удивительно, что «Годовщина» собрала множество аншлагов в масштабном рейде по кинофестивалям и четыре недели продержалась в коммерческом прокате в Москве, что неплохо даже для современных игровых проектов. А воссоздал фильм московский киновед, архивист и реставратор кино Николай Изволов, и сделать это ему позволила абсолютная и счастливая случайность. Сегодня «Годовщину революции» можно посмотреть в онлайн-кинотеатрах Okko и «Кинопоиск», и под это дело мы расспросили Николая о работе над фильмом, «Годовщине» и Вертове.
— Чтобы зрители могли снова увидеть «Годовщину революции», нужно было не просто найти утерянный фильм, а буквально собрать его по кускам. Возникает вопрос, насколько хорошо сохранился архив советского кино?
— Проблема сохранности ранних фильмов во всех странах примерно одинакова: как в СНГ, так и в Европе и США погибло примерно 80 % немого кино. Кинопроизводство было частным, а частные организации разоряются, перепродают права, исчезают — никто не хранил пленки, которые вышли из обихода. Только когда появились государственные архивы, фильмы стали собираться — в Советском Союзе такой архив (он существует и сегодня) был организован в 1926 году, поэтому советские документальные картины — удивительное дело — сохранились даже лучше, чем в других странах. В мире архивы чаще появлялись в конце 1930-х или уже после Второй мировой, так что раннее звуковое кино тоже сильно пострадало. Но кино гибнет и на наших глазах: многое, например, было утеряно после распада Советского Союза, поэтому кино 90-х сохранилось хуже, чем кино 80-х.
— Если находки вроде первого фильма Вертова до сих пор возможны, выходит, архивы изучены не до конца.
— Находки возможны самые разные: мы не знаем, что хранится в США, Норвегии или Японии, а в архивах чужих стран до сих можно неожиданно обнаружить что-то вроде пропавшего фильма Джона Форда. Во время немого кино достаточно было переклеить надпись — и без всякой озвучки немецкий фильм становился французским, а русский итальянским. Но даже если что-то где-то сохранилось, его название или изменено, или переведено на другой язык, поэтому искать фильмы довольно сложно. Революция и Гражданская война, возвращаясь к Дзиге Вертову, никак не способствовали сохранению кино. Промышленность рухнула — пленка не производилась, заграница была отрезана, а спекулянты на приграничных территориях не могли снабдить всю отрасль. Поэтому не все события снимались, фильмы печатались небольшими тиражами, а негативы использовались повторно. В результате хроника того времени представляет собой нечто винегретообразное, из чего сегодня мы с трудом можем собрать «морковку» или «свеклу».
— Восстановить фильм помогла, можно сказать, случайная находка — в чем в этом случае заключалась ваша роль как реставратора?
— «Годовщина революции» по тем временам была необыкновенно длинной картиной (уступала разве что «Нетерпимости» Гриффита, но у «Нетерпимости» — миллионный бюджет, а здесь все делалось на коленке, без денег, в абсолютно нищей, разоренной стране), которую выпустили в 30 или 40 экземплярах, в то время как киножурналы выходили тиражом в 5 экземпляров. Видимо, фильм нужно было разослать по городам, где установилась советская власть, и сам Дзига Вертов ездил и показывал его на так называемых агитпоездах. Когда поезда прекратили работу, лента в числе прочих была сдана на склад, где долежала до создания государственного архива. «Годовщина» сохранилась крупными фрагментами: дело в том, что она была так ловко склеена, что каждая коробка могла служить отдельным фильмом — «Февральская революция в Петрограде», «Разгон Учредительного собрания» или «Мозг советской России», где показывались портреты политических деятелей. Наша задача заключалась в том, чтобы идентифицировать эти фрагменты, но до 2017 года у нас не было точного описания картины, пока на одной из конференций во ВГИКе Светлана Ишевская не сделала доклад о Вертове и Маяковском, где показала один интереснейший документ. Я увидел его и обомлел: на большом экране была афиша «Годовщины революции» со всеми надписями из фильма. Я вооружился этим списком и стал методично прочесывать хронику 1917-18 годов — и картина стала обнаруживаться большими кусками.
— На примере «Годовщины революции» расскажите, с какими дилеммами сталкивается реставратор кино.
— Главная проблема — удержаться от отсебятины. Мы должны сделать фильм таким, каким бы его сделал режиссер, и не имеем права что-то улучшать, даже если нам кажется, что так будет эффектнее или динамичнее. Согласно профессиональной этике реставратора внести что-то свое значит потерпеть поражение. Надписи, которые в «Годовщине» пришлось восстановить, я специально сделал в другом шрифте: так видно, что они принадлежат не Вертову. Похожий вопрос возник к качеству: мы имеем дело с сильно исцарапанными пленками, и хотя, используя новые технологии, можем улучшить изображение, справедливо ли это по отношению к исторической правде, ведь когда Вертов, скажем, монтировал эпизод про Февральскую революцию, пленки уже были исцарапаны, и первые зрители видели его именно таким.
— На кинофестивале IDFA «Годовщину» назвали «первым полнометражным документальным фильмом в истории». Насколько это правда?
— Может быть, правда, а может быть, и неправда, но за полтора года с момента премьеры никто это определение не опроверг. Потом ведь «Годовщина» — монтажный фильм, составленный из киножурналов коллаж, то есть Вертов, видимо, волею судеб оказался первопроходцем в этом направлении, по крайней мере, я не знаю ни одной более ранней монтажной ленты такого размера. Думаю, работа над первым фильмом повлияла на режиссера: когда Вертов делал, например, «Шестую часть мира», он писал операторам записки-планы и те разъезжались по стране, а когда снятый материал стекался в Москву, Вертов его монтировал, то есть он не присутствовал при съемке ни одного эпизода.
— Вертов получил «Годовщину», можно сказать, случайно — потому что в Москве не осталось режиссеров. При этом дебют, похоже, дал ему дорогу в кино...
— Сам он называл этот фильм своим производственным экзаменом и, очевидно, выполнил поставленную перед ним задачу, что сохранило его в профессии. Хотя режиссеров документального кино тогда еще не было. Само это слово здесь казалось дикостью: как это — режиссер документального кино, как можно режиссировать реальность? Абсурд! Год спустя, в 1919-м, Вертов попытался поставить свое имя в титрах фильма «Инструкторский пароход „Красная звезда“» — был скандал, ему не разрешили этого сделать, но идея тем не менее родилась, в конце концов человек, который делает документальные фильмы, должен был как-то назваться и назвался все же режиссером. Видимо, именно Дзига Вертов первым внедрил это обозначение в сознание людей, и это было поистине революционно.
— «Годовщина революции» стала одной из первых пропагандистских картин советской власти, но здесь нет той агитационной настойчивости, которая появилась в советском кино позднее. Вам самому какой видится интонация картины?
— В разное время слово «пропаганда» трактуется по-разному. В 1970-80-е оно ассоциировалось с примитивными кондовыми формами вроде плакатов «Слава КПСС!» и вызывало чувство, близкое к оскомине. Но в 1920-е агитатор и пропагандист воспринимались иначе — как люди, которые ведут за собой, а тогда каждый кричал и агитировал за что-то свое, уличные митинги были обыденностью. Вспомните Маяковского: «Слушайте, товарищи потомки, агитатора, горлана-главаря». Была ли «Годовщина революции» пропагандистской? — в том смысле, в каком любой информационный материал — пропагандистский. Ведь революция происходила в Петрограде и Москве, а откуда люди в других городах, скажем, за сто километров от столицы, могли узнать, что там происходит, пока на улицах не появлялись вооруженные люди и не начинали стрелять? Поэтому когда приезжали агитпоезда, народ к ним ломился. К слову, наибольшей популярностью в «Годовщине» пользовался ролик «Мозг советской России», потому что в нем можно было увидеть, кто представлял новую власть, как выглядят Ленин и Троцкий, а люди могли даже не знать, кто это такие.
— То есть, возможно, именно в «Годовщине» люди впервые увидели Ленина.
— Конечно, больше нигде они его увидеть не могли. Кстати, в «Годовщине» мы видим первую съемку крупного политического деятеля скрытой камерой. Ленин тогда впервые появился на улице после ранения — на него было совершено покушение, и поползли слухи, что он умер и большевики это скрывают, поэтому Ленина нужно было показать. Сниматься он не любил, тогда управляющий делами Совнаркома Владимир Бонч-Бруевич вывел Ленина на прогулку, а операторы из Кинокомитета спрятались за разными укрытиями — за Царь-пушкой, грудами мусора, автомобилем. Ленин в конце концов понял, что его снимают, но особо не рассердился и операторы подошли ближе.
— Что касается части «Мозг советской России» — как снимались эти портреты? Занятно, как политики ведут себя перед непривычной для них кинокамерой. Есть озорной кадр, где на стене сзади нацарапано слово из трех букв.
— Только слово из трех букв в другой части фильма. Если внимательно посмотреть ролик «Мозг советской России», можно заметить, что многие люди сняты в одном и том же месте в один и тот же день — та же Кремлевская площадь, та же брусчатка, те же автомобили и здания. Видимо, когда операторы сняли Ленина, их использовали, раз уж приехали, чтобы запечатлеть и других деятелей советского правительства, которых просто вывели на площадь и сняли как на фотокамеру.
— Фильм состоит из разных событий: организация Временного правительства, переворот в Петрограде, в Москве, Брестский мир, взятие Казани — на первый взгляд, абсолютный разброд. По какому принципу в юбилейном фильме Вертов показывает революцию?
— Фильм не очень-то и юбилейный, ведь половину времени здесь рассказывается о том, что происходит до Октябрьского переворота. Революция тогда была еще не датой, а незаконченным процессом, «Годовщина» и затевалась как панорама длинного процесса, где Гражданская война — лишь продолжение. Принцип очень простой — в хронологическом порядке показать, что происходило каждые два-три месяца. Хотя конечно, здесь нет, например, взятия Зимнего дворца, потому что оно происходило ночью и попросту не было снято. На месте событий тогда часто не оказывалось оператора: камера со всеми аксессуарами весила больше шестнадцати килограмм — принести ее, поставить, зарядить пленку и чтобы еще тебя не сшибла толпа, было проблематично. Сам Вертов писал, что в старом кино сплошные похороны да парады, но это легко объяснить — операторам было легче приехать на назначенное событие, чем предвидеть штурм Зимнего. Таким образом что-то не было снято, а какие-то съемки были утеряны уже к моменту, когда делалась «Годовщина», поэтому документальные эпизоды того времени имеют высокую ценность. У меня также часто спрашивают, почему в фильме так мало Ленина и так много Троцкого — да потому что Ленин не любил сниматься, а Троцкого в поездках на фронт или на митингах всегда сопровождал оператор.
— Меня покорила концовка «Годовщины»: весь фильм мы видим масштабные события — перевороты, похоронные процессии, военные действия, а заканчиваем сеножатью.
— Поначалу меня это тоже встрепенуло. Я подумал: «Надо же, какой странный финал», — но потом решил, что он логичен, ведь финал должен быть позитивным и устремленным в будущее, а первые сельскохозяйственные коммуны были довольно популярны, люди даже приезжали из-за границы, чтобы в таких жить. Видимо, этот способ новой мирной жизни, не похожей на старую, был настолько показателен, что его вставили в финал.
— Как часто такого масштаба находки случаются в современном киноведении?
— Я занимаюсь киноведением уже сорок лет и на моей памяти такое впервые. Все ждут, например, что найдется утраченный фильм Эйзенштейна «Бежин луг», но он все равно будет лишь событием биографии одного режиссера. Здесь же — не только эпизод из жизни Дзиги Вертова или истории документального кино, но и истории вообще, все же Октябрьская революция была событием глобального масштаба. «Годовщина» может дать очень много материала для исторических исследований, поэтому, безусловно, будет востребована не только теми, кто изучает Вертова, но и теми, кто изучает советскую и мировую историю. Поэтому на фестивальные показы «Годовщины революции» зрители приезжали из других городов и даже стран. Где бы я ни показывал картину, почти везде был аншлаг. А во время одного из показов в Москве — это была публичная премьера в кинотеатре «Октябрь» с тысячей человек в зале — начались политические стычки. Кто-то оказался монархистом, кто-то большевиком, они стали ругаться и кричать друг на друга: «Вы убили Столыпина!» — «И правильно сделали!». Я не присутствовал в зале, но мне стали присылать сообщения, мол, сейчас начнется поножовщина. Представляете, тысяча человек пошли бы в рукопашную друг на друга — а речь, казалось бы, идет о событиях столетней давности, и потомки белых и красных уже давно переженились.
Беседовала Ирена КОТЕЛОВИЧ
Фото Александра МЕХОНОШИНА
Дзига Вертов, или Давид Кауфман, — советский режиссер, наиклассичнейший киноавтор, один из основателей и теоретиков документального кино, создатель концепции «жизни врасплох». Он родился в Белостоке, окончил психоневрологический институт в Петрограде и пришел на работу в отдел киножурнала Московского кинокомитета, что дало старт его карьере. В 1920-х годах вокруг автора сформировалось авангардистское объединение «Киноки», которое противопоставило себя традиционным кинематографистам. Экспериментальная эстетика режиссера видна уже в картине «Кино-глаз», которую Дзига Вертов снял в 1924 году вместе со своим братом оператором Михаилом Кауфманом. В 1929-м Вертов выпустил «Человека с киноаппаратом» – фильм считается одним из важнейших в истории кино. В каком-то смысле режиссер стал жертвой советской системы: его «Три песни о Ленине» не понравились Иосифу Сталину и легли на полку, после чего Вертову доверили лишь фильм «Колыбельная», уже о Сталине, который также не зашел руководителю страны. Больше крупных проектов режиссер не получал. Умер в 1954 году.
С началом учебного года регистрируется и рост заболеваемости респираторными инфекциями.
Как отмечают финансовые эксперты, рынок жилой недвижимости вышел на беспрецедентно высокие показатели по количеству сделок.
С режиссером «Киношников» — наш разговор о мечтах и их воплощении в реальность.
В академии последипломного образования прошел круглый стол.
