По радио прозвучала печально-трогательная кулешовская «Алеся» в прекрасном исполнении «Песняров». И мне чрезвычайно четко, с какой-то щемящей тоской вспомнился сам поэт.
...Было это под октябрьские праздники. Как раз собирались отметить шестидесятую годовщину революции. Тогда еще — Великую, социалистическую. Словом, предстояло яркое торжество.
В главном партийном штабе решили, чтобы на этом торжестве от имени творческой интеллигенции выступил Аркадий Кулешов. Народный поэт, депутат Верховного Совета Беларуси, лауреат Государственных премий СССР и БССР. Переговорить с поэтом было поручено мне, инструктору отдела культуры ЦК КПБ.
Хорошо помню свой первый телефонный звонок на квартиру Кулешова. Дрожащим от волнения пальцем набираю необходимый номер, прикладываю трубку к уху и слышу почему-то только, как гулко бьется мое сердце. Гудок, еще гудок, и вот наконец отзывается незнакомый (я никогда раньше с поэтом не встречался и не разговаривал), спокойный, с легкой хрипотцой голос: «Алло! Слушаю вас ... »
Довольно путано (опять-таки от волнения) объясняю Аркадию Александровичу цель своего звонка и приглашаю в удобное для него время зайти к нам в отдел переговорить. И как же мне было радостно, что поэт — живой классик! — не стал церемониться, набивать себе цену, а очень просто, доброжелательно сказал:
— А вот завтра и зайду.
Незабываемым осталось мое впечатление от первой встречи с поэтом. Конечно, облик Аркадия Кулешова мне был знаком давно, со школьных учебников, из многочисленных фотографий в средствах массовой информации. И я сразу узнал поэта, как только он переступил порог нашей комнаты. Узнал и не узнал. Читая его по-богатырски мощную поэзию с ее философскими глубинами и романтическими порывами, представлял его высоким, необычным, каким-то особенным внешне. А тут вошел человек ниже среднего роста, коренастый, немного сутулый, скромный, даже бедновато одетый, с несмелой, неловкой усмешкой. Ничто в его облике не выдавало знаменитого поэта, все было просто, по-крестьянски буднично. Встреть такого где-нибудь на людях — примешь за обычного крестьянина и даже не обратишь внимания.
В первую минуту мне даже обидно стало, я почувствовал как бы легкое разочарование. Неужели это тот самый хрестоматийно-недостижимый Аркадий Кулешов, на произведениях которого воспитывалось не одно поколение?
Все стало на место, как только поэт заговорил. Он не сыпал афоризмами, не щеголял учеными словечками, и вместе с тем в его разговоре не было ничего пустого, незначительного, случайного. Все, что он говорил, было такое же, как и сам поэт, простое, ясное, разумное, основательное.
Мы довольно быстро обговорили с Кулешовым основные тезисы его выступления. Аркадий Александрович с удовольствием принял то, что ему не нужно будет придерживаться каких-то канонов, официального стиля, — наоборот, очень важно, чтобы он высказал свои личные отношения к тому, что произошло в далеком семнадцатом году, поделился своими собственными чувствами. Поэта особенно порадовало, что слово должно быть краткое — минут на десять-пятнадцать, не больше.
На том мы и расстались.
После были встречи еще. Мы вместе читали написанную речь. Что-то сокращали, что-то дописывали. Но это были мелочи. Аркадий Александрович прекрасно справился с непростой задачей — его слово получилось уютным, эмоциональным, возвышенным. Настоящее слово поэта!
А за три дня до торжества случилось неожиданное: у Кулешова умер отец. Конечно, в нашем отделе был немалый переполох. Сможет Аркадий Александрович выступить? Не подведет ли его здоровье — у поэта же больное сердце? Между тем его речь уже была указана во всех официальных документах ...
— Не волнуйтесь, — успокоил нас Кулешов. — Все будет хорошо.
Мы дали ему служебную машину и доктора на дорогу. И стали не без волнения ждать. Больше всех, конечно, волновался я, ответственный за выступление поэта.
На торжество во Дворец спорта он приехал строго в условленное время. Усталый, осунувшийся, расстроенный.
— Аркадий Александрович, как ваше самочувствие? — с некоторой опаской спросил я.
— Аритмия мучает, проклятая ... — пожаловался он.— Но ничего. Я взял с собой таблетки, приму перед самым выступлением, и все будет нормально ...
На трибуну Кулешов вышел бодро, очень хорошо начал, его прерывали несколько раз дружными аплодисментами. А потом ... потом он вдруг остановился, споткнулся на полуслове и замолчал. В зале установилась тревожная тишина.
У меня оборвалось сердце. Ну что же он так долго молчит? Ну пожалуйста ... Пожалуйста!
Наконец поэт вздохнул полной грудью и, чувствовалось, немалым усилием воли закончил фразу. Правда, голос его заметно осел, как бы сник. И все-таки, пусть и с трудом, Кулешов закончил выступление и заслужил горячие аплодисменты не только зала, но и президиума. Особенно тепло приветствовал поэта Петр Миронович Машеров.
Такая вот история одного выступления Аркадия Кулешова. Конечно же, при встречах у нас с ним были разговоры не только о будущей речи, а и много о жизни. Вот некоторые штрихи из того, что запомнилось.
Накануне смерти отца Аркадий Александрович почему-то завел разговор о том, что родные люди всегда очень чутко и точно чувствуют, даже предчувствуют близкую беду. И рассказал, как однажды его мать проснулась и до самого утра не могла найти себе места. А в обед выяснилось, что этой ночью умерла ее близкая родственница.
Говорили о том, что в жизни немалую, а иногда определяющую роль играет настроенность человека на какую-то цель, на какой-то рубеж. Мать поэта в молодости была очень болезненной женщиной. И поэтому когда цыганка нагадала ей, что будет жить до семидесяти восьми лет, она только рассмеялась. Рассмеяться то засмеялась, а в памяти цифра — семьдесят восемь — осталась, закрепилась как некий рубеж, как сверхзадача. И вот случайное предсказание, чисто внешнее внушение постепенно перешло в стойкое самовнушение (я должна обязательно дожить до этих лет!), и произошло чудо. Мать Кулешова не только дожила, но и пережила предсказанный цыганкой возраст.
Больше всего меня поразил такой рассказ поэта. Он слышал от людей знающих и компетентных, что в нашем медицинском институте проводят неординарные исследования. К покойному подключают специальные датчики, и присутствующий патологоанатом вслух заявляет, что будет теперь делать вскрытие. При этих словах стрелки всех датчиков начинают суетиться как в лихорадке. Как только патологоанатом выходит, стрелки постепенно успокаиваются.
Делали по-другому. В морг запускали родственников, которые, разумеется, сразу начинали рыдать, плакать. Датчики снова оживали.
— О чем это свидетельствует? — таинственно спросил Аркадий Александрович и сам же отвечал: — Только об одном. Человек, который умирает, в течение определенного времени (ученые установили, что в течение сорока дней) еще реагирует на то, что происходит вокруг него, воспринимает голоса, понимает смысл того, что говорится при нем.
Это было бы чем-то мистически-невероятным, если бы не являлось фактом научного исследования. Вот так, втолковывал мне с полной убежденностью Кулешов, в наши дни нашло свое подтверждение давнее народное поверье о том, что душа не умирает вместе с человеком, а еще сорок дней находится дома, проходит много испытаний, прежде чем отправиться в поднебесье.
Случайной была эта тема в наших разговорах или у поэта уже было какое-то тревожное предчувствие, трудно сказать. Но вот факты: буквально через день Аркадий Кулешов получил горькую весть о смерти отца, а через неполных четыре месяца не стало и самого поэта.
В «Звяздзе» от 11 сентября этого года было напечатанно мое эссе «Нельзя забыть» — о четырех встречи с Владимиром Короткевичем. Там я рассказывал об экскурсии, которую в 1968 году Владимир Семенович провел для участников республиканского творческого семинара по окрестностям Свитязи, в том числе в деревне Валевка, к уникальной церквью скрытого типа. Выражалось сожаление, что храм до нашего времени не сохранился.
На другой же день после публикации в редакцию позвонил отец Александр, настоятель этого храма, и уточнил, что, к счастью, церковь уцелела и в ней проводятся регулярные богослужения.
Мы искренне благодарны отцу Александру за это уточнение. Приятно, что нас читают такие внимательные, неравнодушные читатели. Спасибо им за это!
Зиновий ПРИГОДИЧ
Мероприятие проводится на добровольной основе.
Не обнаружить ни секунды равнодушия.
А вместе с ними обучение, соцпакет и даже жилье.
