Как мы ходили за грибами. Но совсем не о них

Увидев, что у «Каменной Горки» полным ходом продают грибы — лисички и подосиновики (за пятилитровое ведерко лисичек дядя из-под Ракова просил двадцать пять рублей), решила на выходные обязательно сходить в свое особое «лисичковое» место. Помните, как у Панченко: «У кожнага быць павінна // Свая баравіна, // Дзе трымаюць на зялёных руках // Сосны // Самае зыркае сонца»​. Вот это самая "баравіна" километра за три с половиной от деревни, зовет каждый год летом к себе, тянет, как магнитом. И совсем неважно, найдешь ты там какой гриб, — главное туда прийти. Такой своеобразный ритуал, выполнять который нужно каждый год, иначе... Что будет, когда не выполнишь, я честно говоря, не знаю, так как ни одно лето до сих пор без него не обходилось. Вот и в этом году — и дождь только закончился, и устала после напряженной недели, а в грибы пойти все равно очень хотелось. Еще и сестру поощрила, ведь одной в дальний лес идти немного жутко. Если бы еще собака была — другое дело. Но наш белый маленький кундель Джим, постоянный спутник моих лесных походов, прожив счастливые сытые семнадцать собачьих лет, ушел, наверное, в свой собачий рай, а нового мы, через сколько времени превратившись из сельчан в приезжих дачников, заводить уже не стали.

Короче, часов в двенадцать (если нормальные грибники уже дома собранное перебирают), натянув на ноги тяжелые резиновые сапоги, прихватив ножи да пакеты, мы отправились на «тихую охоту». Почему пакеты, а не ведра и корзины? Объясняю: если вдруг «охота» неудачная, и в лесу найдешь только два мухоморы и пять поганок, пакет тихонько положил в карман и идешь себе из леса по деревне с одухотворенным лицом, словно ты в тот лес погулять ходил да воздухом подышать. А пустой же сосуд в карман не спрячешь. И каждый, с кем будешь на деревенской улице здороваться, издевательски так спросит: «Что, по грибы ходили?» ..

Вышли за деревню резвой походкой, но через минут десять запал начал исчезать. Солнце припекало все сильнее, сапоги на ногах казались все более тяжелыми. «Черт понес в лес»,— бубнила под нос сестра, перепрыгивая очередную лужу на бесформенной от дождя иловой дороге. Около Первого мостика (есть еще и Второй, километра на полтора дальше) ждала неожиданность. Вместо небольшой резвой речушки, над которой, загнанной в трубу, и был сделан тот самый мостик, с одной стороны образовалось настоящее озеро, подтопивши хороший кусок леса. Чахлые ольхи, которые еще год назад росли на твердой земле, сейчас из последних сил пытались выжить в воде, но было очевидно, что шансов у них нет. Виновники всего этого водяного бесчинства, которые просто заложили сток в трубу, построив как раз в том месте свой домик, спокойно плавали возле самой дороги, выставив круглые блестящие головы с маленькими глазками и не обращая на нас никакого внимания. Да что бобры — даже серая цапля, на которую чуть не наступили у воды, лениво взлетела прямо из-под ног, совсем не испугавшись, и, чуть не ударяя нас крыльями по головам, прокричала что-то возмущенно-обидное (очень похожее на «дураки»).

Повернув на Бортники, пошли вдоль своего бывшего сенокоса. Лет тридцать назад его выделяли людям там, где не влезет совхозная косилка или комбайн — вдоль речки, например. Вот и наше дельце было между огромным совхозным полем, на котором сажали то лен, то свеклу, и той самой речушкой, берега которой были заросшие ольхой, — узкий —метра три — участок, где росла мягкая и сочная, как на настоящем лугу, трава . А в ольхе была родничок, из которого, пока сушили сено, набирали воду, и была она такая холодная, что и сейчас от одного воспоминания стягивает зубы ... Совхозное поле и сегодня на месте — в этом году на нем уже начали жать тритикале. От нашей и соседней делянки осталось только воспоминание — все заросло кустарником и осокой, здесь уже давно никто не косит, так как коров в деревне уже несколько лет нет ни одной. Пытались найти родничок — и к нему не добрались, так как все заросшее ...

А до  леса было еще далеко. И идти нужно было по следу от колеса среди высокого — чуть ли не по пояс — тритикале. Пока добрались до опушки, сил уже почти не осталось. Да и в самом лесу буря наделала завалов, которые до сих пор никто не разобрал. «Ну и где они, твои грибы?» —  уже не тихо, а во весь голос возмущалась сестра, перелезая через очередную поваленную елку. «Подожди, сейчас придем», —  успокаивала я, сама уже, если честно, не веря в успех грибной авантюры.

Но вдруг ззавалы закончились, и на холме среди изумрудно-зеленого мха, который поблескивал под лучами солнца капельками недавнего дождя, мы увидели россыпь оранжевых шапочек. Лисичек было много, их в этом месте не собирал никто (ведь это же мое место!) Срезая одну семейку, глазом уже караулил вторую, третью ... Куда делись усталость и вялость, ловко перебегая между полянками, мы выдавали не совсем понятные, но абсолютно счастливые и довольны звуки. Все было как ... не помню сколько лет назад, когда, составив сено в копны и ожидая, пока мужчины по нему приедут, мы заглянули в недалекий лес, и я нашла вот это свое грибное место, которое и в этом году не подвело, дождалось, и солнце пробилось сквозь тучи, как будто специально, чтобы проинформировать через ветви берез на радость нашей очередной встречи ...

А что же грибы? — спросите. Грибы как грибы. Перебрали, сварили в горшке на костре, положили в мешочках в холодильник. Как раз завтра семья большая соберется, вот с молодой картошкой и съедим. Да и причем тут вообще грибы? Совсем не о них разговор был.

Помните, как у Панченко: «Вецер, табе пагусці пара // У сонечных верхавінах... // Каму сіні стэп, // Каму гара, // А мне мая баравіна — // Маленства майго краіна»...

Елена ЛЕВКОВИЧ