Ежегодно диагноз «рак» ставится в Беларуси более 50 тысячам новых пациентов. И с каждым годом эта цифра увеличивается. Почему не следует связывать этот рост с Чернобыльской аварией и другими техногенными причинами, как онкологам удается снижать смертность от рака и как наш образ жизни способствует возникновению опасной болезни, мы поговорили с главным врачом Минского городского клинического онкологического диспансера Владимиром Караником.
– Владимир Степанович, не секрет, что количество онкологических болезней ежегодно растет. С чем это связано?
– Два последних десятилетия мы имеем устойчивую тенденцию увеличения количества пациентов со злокачественными новообразованиями. И на этом фоне появляется много ошибочных взглядов, что это последствия Чернобыльской катастрофы, плохая экология, а также будто бы медики замалчивают, что рост онкологических болезней связан с техногенными причинами. На самом деле причина совсем другая – это старение населения. На сегодня пик заболеваемости приходится на возраст 65–70 лет. Когда в 1900 году средняя продолжительность жизни была 45 лет, то проблема онкологических заболеваний никого, кроме тех, кто ей занимался, не волновала, потому что до нее не доживали. В то время банальный грипп «испанка», унесший 50 миллионов жизней, для человечества представлял большую опасность, чем все онкологические болезни, вместе взятые. На сегодня мы взяли под контроль большинство инфекционных болезней, много делается в лечении патологий кардиологического профиля. Люди объективно стали жить дольше. Естественно, больше пациентов доживают до того возраста, когда наступает пик онкологических заболеваний. Поэтому количество пациентов ежегодно увеличивается. В 2010 году мы строили прогнозы, какой будет динамика по Минску и стране в целом, и спрогнозировали, что за 20 лет в столице количество пациентов со злокачественными новообразованиями увеличится на 92%, по стране – на 86%. Если в 2010-м в Минске мы регистрировали 8,5 тысячи новых случаев в год, то в 2030-м их будет 15 тысяч. В 2018-м мы превысили показатель в 11 тысяч новых случаев в год: заболеваемость растет, как и прогнозировалось. И это плохие новости, которые пугают всех, когда мы их публикуем.
– А есть хорошие?
– Безусловно. Смертность от указанной патологии на фоне достаточно большого роста заболеваемости практически не увеличивается. В абсолютных цифрах при двукратном увеличении числа пациентов количество тех, кто умирает, остается прежним или даже снижается. Если брать относительные цифры, то за последние годы на 33% увеличилась заболеваемость, и на 42% снизилась смертность. Один из показателей эффективности противораковой борьбы – соотношение заболеваемости к смертности, попросту говоря, сколько из заболевших от этой болезни умирает. Так вот если проанализировать данные за последние 17 лет, то в 2000-м это соотношение составляло 58,5%: из сотни заболевших 58–59 человек умирало. В 2018 году этот показатель снизился до 32%. То есть сегодня 2/3 пациентов, которые столкнулись с диагнозом «рак», с этой болезнью справляются. И здесь большая заслуга как ранней диагностики, так и совершенствования лечения, и наших уникальных методов диагностики. Причем в 2000-м 36–37% онкологических пациентов умирало в первый год постановки диагноза. Отсюда и разговоры «сгорел от рака за два месяца». На сегодня показатель одногодичной летальности удалось снизить – он сейчас менее 20%. Это не блестящий результат. Но в первый год от постановки диагноза умирают, как правило, от редких агрессивных опухолей, например, рака поджелудочной железы, рака легкого. В улучшении лечения таких опухолей, как рак молочной железы, лимфома сейчас есть явные успехи. Даже на четвертой стадии на фоне нашего лечения и наблюдения 50% пациентов живут более пяти лет.
Кроме того, много работы проведено по ранней диагностике. Выявление заболевания на первой-второй стадии позволяет проводить не такое травматическое и агрессивное лечение, выполнять органосохраняющие операции и обеспечивать успешную реабилитацию после лечения. При обнаружении на первой-второй стадии 80–90% пациентов живут более пяти лет. Опять же в 2000 году показатель пятилетней выживаемости с момента постановки диагноза (на любой стадии) составлял 41,8%, а на сегодня таких пациентов уже более 56%. Но это не совсем объективный показатель: надо учитывать, что часть больных в течение пяти лет умирает и от причин, не связанных с онкологическими диагнозами.
– В Минском онкодиспансере есть самое современное оборудование для диагностики. Какие обследования здесь можно пройти?
– На самом деле все. Но мы являемся центром компетенции, у нас дообследуются пациенты, постановка диагноза которым вызывает сложности в первичном звене, когда нельзя исключить наличие онкологического процесса. Тогда пациент попадает к нам, проходит обследования и нередко возвращается в первичное звено с неонкологическим диагнозом. В некоторых отделениях, например, гинекологическом, количество пациентов неонкологического профиля иногда достигает 40%. В частности, это женщины с предопухолевыми патологиями – дисплазией шейки матки. У нас есть современное оборудование для выполнения малоинвазивных операций и санации, что позволяет пациентке больше не попадать к нам с онкологическими проблемами. У нас имеется связь с большинством маммографов, установленных в Минске. Когда у врачей первичного звена есть вопросы, они передают нам снимки, и получают консультацию. Если вопросы остаются, пациентку направляют к нам на дообследование, поскольку у нас установлен маммограф эксперт-класса. Если на маммографе в поликлинике в год выполняется около 2,5–4,5 тысячи обследований, около 6 тысяч – в городской гинекологической больнице, то у нас за прошлый год их было сделано 12,5 тысячи. Учитывая, что в год выявляется около 1100 больных раком молочной железы, 90% обследований – не онкологического профиля, это уточняющая диагностика в непонятных случаях.
– Пройти маммографию на таком томографе на платной основе может каждая женщина?
– Если есть направление из поликлиники, которое выдается при наличии подозрений на онкологический процесс, диагностика выполняется бесплатно. Если это просто желание женщины, то на платной основе.
– Чтобы избавиться от сомнений и подозрений о наличии опухоли, можно сделать, например, компьютерную томографию?
– Сегодня компьютерная томография не является тем методом диагностики, который ответит на все вопросы и позволит жить спокойно. Универсального метода диагностики нет. Так же как и онкомаркеры не используются для ранней диагностики нигде в мире. От КТ в молодом возрасте больше будет вреда, чем пользы. То же касается и МРТ. Эти обследования назначаются только по показаниям. Сегодня все сходятся в том, что самый эффективный способ не попасть к онкологу – это профилактика. Расходы на ее минимальны, а эффективность высокая.
– Если кто-то из близких умер от рака, генетика может сыграть свою роль?
– На сегодня наследственный рак, это, например, мутации генов BRCA1 и BRСA2, которые обусловливают опухоли молочной железы. Считается, что по разным данным от 5 до 8% рака молочной железы связано именно с генетической предрасположенностью. Есть наследственные раки кишечника: это так называемый семейный полипоз, когда в кишечнике много полипов, которые рано или поздно могут переродиться в злокачественные новообразования. Но наследственный рак характеризуется ранним возникновением – до 50–55 лет. Если опухоль возникла в возрасте, на который приходится пик онкологической заболеваемости – 65 лет и позже, то здесь следует говорить не о наследственности, а об образе жизни.
Еще 40 лет назад бичом был рак желудка. А теперь он ушел из первой тройки. Во всех странах (за исключением Японии, где это генетическая особенность) наблюдается снижение заболеваемости раком желудка, и это во многом объясняется жестким контролем того, какие продукты у нас на столе. В послевоенное время важно было накормить людей: пестициды, дуст и удобрения сыпали, не заботясь о безопасности. По мнению многих исследователей, это привело к тому, что рак желудка стал одной из самых распространенных локализаций. В настоящее время наблюдается тенденция к его снижению. Теперь он преимущественно обусловлен активностью бактерии хеликобактер пилори. Она есть у многих, но только когда становится слишком активной, пациенты нуждаются в наблюдении и лечении, чтобы снизить ее активность. Ведь те изменения, которые хеликобактер пилори вызывает в желудке, со временем могут привести к онкологическим проблемам.
На первых местах по смертности также рак легкого. И 75% тех, кто им болеет, – курильщики. В остальных случаях, возможно, это вредное влияние экологических факторов. Поэтому сейчас, например, усиливаются требования к дизельным автомобилям. Было много исследований, которые показали, что выхлоп дизельных двигателей с большей вероятностью, чем бензиновых, может вызвать онкологические проблемы органов дыхания. И этот фактор сейчас нивелируется. А вот курение остается. Яркий пример: у нас соотношение рака легкого среди мужчин и женщин – 7: 1. И объясняется это тем, что у нас женщины курят меньше.
– Также в нашей стране на первых местах гормонозависимые раки – молочной железы и простаты, а также шейки матки. От них-то можно уберечься?
– Основная причина рака шейки матки – вирус папилломы человека. И существенный рост заболеваемости начался с 90-х, когда у нас произошла сексуальная революция, и люди не задумывались о безопасности. Сегодня обсуждается вопрос той же вакцинации, чтобы девушек в 10 –12 лет – до полового дебюта – вакцинировать от наиболее опасных в онкологическом отношении штаммов вируса папилломы человека. Не теряет актуальности и работа с гинекологами по созданию системы ранней диагностики. Не бывает так, что сегодня ты здоров, а завтра совершенно больной. В шейке матки до возникновения инвазивного рака проходят этапы дисплазии. Если женщину на этапе дисплазии пролечить, рак не разовьется. И осмотры у гинеколога раз в два года – это и есть профилактика. Если начинаем разбираться, пациентки, которые попали к нам, не два года, а по пять-шесть лет не посещали гинеколога. И вероятность сохранить орган и все функции в таких случаях очень невелика.
Что касается гормонозависимого рака, то опухоли молочной железы – одна из наиболее часто встречающихся локализаций. Но они достаточно хорошо поддаются лечению. Опухоли простаты – это особенность ее развития. Были исследования, которые проводились у мужчин в возрасте от 40 до 50 лет, которые по каким-то причинам (падении с высоты, автоаварии и другие) умерли. Во время вскрытия исследовалась простата. Участки аденокарциномы нашли в 25% случаев. У мужчин старше 70 лет по разным данным они находятся в 40–60% случаев. Сейчас даже есть такое понятие, как латентный рак. Для многих это звучит непривычно, особенно с простатой, но это безопасный рак. Он не развивается и к смерти не приведет. Такое явление часто встречается в щитовидной железе. Когда проводили массовую диагностику в Южной Корее, заболеваемость раком щитовидной железы увеличилась в 15 раз, так как обнаружили всех, кто ходил без симптомов и жалоб. Их пролечили и ... огорчились: количество работы увеличилось в 15 раз, а смертность не изменилась, так как никто от папиллярного рака щитовидной железы как не умирал, так и не умирает. Поэтому от рака простаты нужно отличать высокоагрессивные опухоли, которые могут привести к смерти пациента (они требуют дорогостоящего лечения и динамического наблюдения), и латентные опухоли, которые не развиваются и к проблемам не приведут. Многим сложно осознать, что у него рак, который не надо лечить.
Елена КРАВЕЦ
Фото Татьяны ТКАЧЕВОЙ
А вместе с ними обучение, соцпакет и даже жилье.
«Мы заинтересованы, чтобы к нам приезжали».
Беларусь — один из мировых лидеров в области добычи и глубокой переработки торфа.
