Что посмотреть в Барановичах?

Как чуть ли не все (а может и не все) наши города — малые, большие и средние, — Барановичи встречают путешественника тем, что он никак не рассчитывал увидеть ни в Барановичах, ни где-то еще.

Имею в виду отсутствие особенности, подчеркнутую типичность окраин. Что это, слушайте, делается: что ни въезд в город (любой) — то какой-нибудь супер- или гипермаркет из разряда тех, чьи фирменные очертания и цвета можно наблюдать в десятках других городов, включая и тот, который был оставлен ради путешествия. Ехали-ехали, что называется, — и приехали. Вот вы, господа, можете по первым «кадрам» за окном своего автомобиля узнать, в какой город вы как путешественники попали (указатели в расчет не берем, карту и навигатор тоже)?

Желание донести столичный комфорт вместе с соответствующей инфраструктурой (а с нею — и архитектурой, и номенклатурой) до каждого пункта страны, казалось бы, не такое и плохое. По крайней мере, жители малых и средних городов, которые дождались возможности сказать «и у нас уже есть», вряд ли поймут эти строки, а поймут их точно только тогда, когда сами захотят стать путешественниками по Беларуси и видеть в каждом городе что-то особенное, а не типичное. Местечковость мы преодолеваем, но не потеряем ли вместе с ней такую ​​похвальную аутентичность, сможем ли сохранить такую ​​жизненно необходимую самость?..

Так вот, Барановичи. «Супер-гипер» уже, слава богу, проехали. И сразу стираем с пергамента впечатлений этот слой информации, чтобы нанести на него что-то другое, более ценное, неудаляемое. Оказывается, Барановичи изнутри — очаровательный город! Особенности и несравненности ему хватает и без окраин. Улицы здесь резвые, юркие, одна к одной с почетом и пиететом! А дома здесь какие веселые! Сверкают глазами-окнами, улыбаются воротами-губами, козыряют кепка-крышами, а которые высотки — те, конечно, важные, поглядывают свысока, видят далеко и также при макияже и в хорошем настроении. Видя такую ​​красоту, я подумала, что «дом» — это как раз то понятие и слово, с которыми будет дальше ассоциироваться у меня этот город. Не зря же и бронзовый воробейчик, присев на тумбу из такой же бронзы, не просто просит прикоснуться к изящной нежной головке, но еще и сообщает надписью вокруг себя: не теплые края, мол, влекут, а родина. И сам подписан как воробей домовой (ведь есть же у нас и полевой). Не поленитесь найти его недалеко от площади Ленина, передайте птичке привет. А если вам совсем нетрудно, передайте заодно привет водопроводчику, который вылез из канализационного люка прямо у здания местного Водоканала. Лицо у него, вы увидите, очень уставшее, что не удивительно: работой этого человека обеспечивается благополучие каждого дома в городе.

Но знаете, какое открытие было сделано нами в Барановичах? В этом городе также есть аптека-музей! И кому, слушайте, пришло в голову утверждать (а другим еще и подхватывать), что аптека-музей в Гродно — единственная в Беларуси?! И никакая она не единственная, и нужно уже думать, что их даже не две у нас, а больше. Как говорится, будем искать.

Барановичская аптека-музей переносит своих посетителей на семь-восемь десятков лет назад, во время, когда здесь, в красной двухэтажке работал и жил провизор Станислав Лаевский. Родился он в 1888-м, а диплом провизора получил в Варшаве в 1931-м. Так, по крайней мере, нам сообщило издание 1939 года под названием «Официальный список: врачи, стоматологи, фармацевты, фельдшеры, медсестры, акушерки, уполномоченные и независимые зубные техники...», его раздел ІІІ «Фармацевты». Интересно выходит: этот Станислав Лаевский получил диплом провизора в 43-летнем возрасте. Имел лабораторию, в которой производились лекарства, которыми снабжались и эта аптека, и другие, и даже больница.

Здесь же, на втором этаже, он и жил — поднимался «к себе» по узкой крученой лестнице, по которой «к нему» поднялись и мы. Кабинет, лаборатория, провизорский зал... В одном из помещений висит на стене распечатка клятвы провизора: «Я, нижеподписавшийся, клянусь всемогущим Богом, в пресвятой Троицы единственным, что согласно со званием своим провизора, когда полезен буду в управлении аптекой или во вспомогательных аптечных занятиях, определенных уставом для фармацевтов аптеки в качестве обязанностей, также как и правил, которые в дальнейшем могут быть введены, буду выполнять их старательно и честно — так, как пусть поможет мне Бог». Вот такая красивая клятва — слова якобы вензелечками изложены. Рядом с ней на той же стене висит еще Аптекарский устав.

А в так называемой передней, сразу с лестницы, простенок между кабинетом и лабораторией украшает репродукция картины 1661 года «Аптекарь» Габриэля Метсю, и если я была бы искусствоведом, то написала бы о ней целый трактат. Глаза тем временем останавливаются на другом, существующем, трактате — московском издании 1880 года «Книги о здоровом и больном человеке», сочинения доктора Карла Эрнеста Бока, профессора патологической анатомии в Лейпциге. Это, между прочим, очень известный врач, он сделал себе имя тем, что, будучи прозектором, имел большие практические возможности для составления атласов патологической анатомии и написания многих книг по физиологии, диагностике, гимнастике и о «хлопотах о школьном ученике». Почти все, что им написано, переводилось на русский язык.

Рядом можно видеть рецептурные справочники, альбом неправильно выписанных рецептов, картотеку авторских и рецептурных прописей. Это в провизорском зале. А в лаборатории неожиданно для себя я встретилась с ксендзом Яном Кшиштофом Клюком, старым знакомым ботаником их XVIII века, который считал китайский чай очень вредным. Его высказывание о необходимости науки о растениях и их бесчисленных преимуществах большими буквами украшает стену, напротив которой висят вниз головами — под полкой с бутылками и кувшинами — подорожник, тысячелистник, ромашка, зверобой, чабрец и мята, полынь и суничник, пижма и дикий чеснок. Я бы попыталась передать через текст запахи, которые витают в этой комнате, но, к сожалению, мои желания перевешивают возможности печатного слова. Пока что. К сожалению.

В кабинете среди других ценностей — шкаф с книгами. Вот «фармацевту про деонтологию». Деонтология — это учение, в котором переплелись в одно моральные ценности, человеческие обязанности и медицинская этика. Вот «Учебник технологии лекарств и галеновых препаратов». Галеновы препараты — это вытяжки из различных растений, они так называются в честь доктора Клавдия Галена, жившего во II веке.

Романтикам

Должен предупредить почтенного читателя, что если он захочет увидеть Rеginа Ароthеkе в Барановичах собственными глазами, то «дикарем» ему лучше не быть, а заказать заранее экскурсию — через местный краеведческий музей, сотрудник которого расскажет и покажет все, что есть в этих стенах интересного , и притом намного лучше, чем я тут написала. Но и сотрудники аптеки — не музейщики, а фармацевты и провизоры — довольно интересные собеседники. Из аптеки нам выходить, признаюсь, не хотелось. Даже спуститься со второго этажа на первый оказалось значимой проблемой: не хотелось покидать эти стены — хоть плачь. Надо было как-то пережить нам увиденное, эмоции зашкаливали. (Они, знаете, иногда зашкаливают так, что не понимаешь, как с ними быть). И вот, чтобы нам весело ехалось дальше, рассказали нам парочку аптекарских анекдотов. В одном из них парень приглашает девушку посидеть в кафе, а она отказывается: заболела, мол, плохо себя чувствую. Парень тогда в отчаянии: «Ну давай хоть в аптеке посидим». Такой анекдот. А второй уголовный. Женщина пришла в аптеку и просит продать ей яда. Аптекарь учит: нельзя, мол, опасно, да и зачем он вам нужен? Женщина отвечает: чтобы мужа отравить. Аптекарь снова уговаривает: да как же так можно, не надо, за что? А за то, мол, что любовницу завел. Аптекарь стоит на своем: не продам, уголовное дело. Тогда женщина достает из сумочки фотографию, на которой ее муж с его, аптекаря, женой сняты. «Так что же вы не сказали сразу, что у вас рецепт?» — произносит аптекарь.

...Вот кресло хозяина кабинета, оно немножко отодвинуто от стола — будто сейчас он зайдет и сядет. Хотя на самом деле после Второй мировой (во время которой аптека не закрывалась) он эмигрировал в Польшу, так как аптеку у него отобрали. Но портрет пана Станислава стоит на подоконнике, украшенном вышитой салфеткой, — по моде, существовавшей в его время. Придирчивый глаз может отметить, что отделочные материалы, использованные в создании интерьеров аптеки-музея, слишком современные. Так на пергамент впечатлений пытается нанестись новый слой, но где там...

Последователям

В продолжение рассуждений, приведенных в начале статьи, добавлю, что эти «гипер-супер», этот столичный размах в маленьких уголках устроил нам неслыханную неприятность: уже нельзя привезти из путешествия ни копыльских боровичков с шоколадными шляпками, ни рубежевичского душистого хлеба, ни ивенецкой сливочной помадки. Что-то с этим нужно делать. Как писал господин Гюго, люди от многого отучиваются — и хорошо делают. Лишь бы отучившись от друга, научились другому. Мы знаем, что из Зальцбурга нужно везти домой в качестве сувениров конфетки-«моцартинки». А почему бы нам (и иностранцам) не везти из Гродно орешки-«ожешки»? А из Слуцка, например, крылатых лошадей, как на гербе, изготовленных из местного сахара? Мы только слышали о гродненском прянике с изображением святого Губерта и оленя, но где он, тот пряник? А должен же продаваться в Гродно повсеместно, на каждом шагу, от вокзалов и до музеев, малых и больших форм, в подарочной упаковке и без таковой. Было бы хорошо, если бы так начало происходить. Закрываю глаза и под августовский звездопад загадываю такое желание.

Путешествовала Светлана Вотинова